СЕВАОБОРОТ

Слушайте эту передачу:

 mp3

13 декабря 2003: Философия ислама

Гость: Равиль Бухараев, поэт, историк, сотрудник Русской службы Би-би-си

Сева: Добрый вечер! Для тех, господа, кто никогда не был на радиостанции, могу сказать, что ничего особенного вы там не увидите. По слегка запыленным коридорам бродят задумчивые люди с передачи или на передачу. Некоторые торопятся, некоторые в размышлении сидят и тыкают по клавишам. Все, вроде бы, перед лицом микрофона равны. Но по известной теории выясняется, что одни равнее других, и, прочитав только некоторые совершенно сторонние материалы, к Би-би-си не имеющие никакого отношения, начинаешь понимать, что человек, который ходит с тобой рядом и вроде бы абсолютно такой же как ты, на самом деле, не такой же или совсем не такой как ты. И вот у нас сегодня в гостях известный поэт, член Союза писателей СССР, Всемирной академии искусств и культуры "Калифорния - Тайвань", Европейского общества культуры "Венеция", Международной академии поэзии "Мадрас", Международного пен-клуба "Нью-Йорк", автор более 40 книг, многих статей и историко-философских исследований. А для нас он просто Равиль. Равиль Бухараев!

Леонид Владимиров: А почему вы член пен-клуба "Нью-Йорк"? Есть же английский пен-клуб...

Равиль Бухараев: Так уж получилось. Сначала я стал членом пен-клуба в Будапеште. Потом попал в Нью-Йорк, мне предложили, я согласился. Это меня обязывает чрезвычайно к малому, и в Нью-Йорке были интересные люди из венгерской общины, которые пишут по-венгерски...

Сева: То есть вы работаете весь день на Би-би-си, потом либо рано утром, либо поздно ночью начинается ваша вторая, возможно, настоящая жизнь, переписка с пен-клубами, ассоциациями, сочинение книг...

Р.Б.: Вы знаете, я устаю по вечерам, поэтому стараюсь работать по утрам. Я рано встаю. Когда я учился в университете, пытаясь стать математиком...

Т.Б.: Ну почему же, вы же стали математиком. Нечего скромничать!

Сева: Вот эта математическая жизнь меня интересует потому, что, оказывается, ваш отец был и остается известным математиком до сих пор. Батюшка ваш чем занимается?

Р.Б.: Он занимается, на самом деле, теорией компьютерных вычислений. Он человек, который создал собственную теорию по автоматике. У него есть несколько монографий и в этом смысле он очень интересный ученый.

Л.В.: Это у нас с вами общее. Мой папа был профессором математики.

Р.Б.: У нас вся семья математическая. Я единственная "белая ворона".

Сева: Но вам ведь незаметно прививали любовь к математике, так незаметно, искусно, с детства?

Р.Б.: Нет, этого не было. Я не помню мягких наставлений или подталкиваний. Просто когда мы росли, считалось, что человек должен уметь и понимать как можно больше, поэтому у нас звучала музыка в доме, читались книги. А с математикой получилось довольно странно. Когда наступило время выбора жизненного пути, у меня было два варианта - либо идти во ВГИК на режиссерский факультет, либо на математический факультет. Я очень горжусь своим решением, что я не соблазнился ВГИКом, потому что я не знаю, что бы от меня осталось после пяти лет во ВГИКе. С математикой получилось по-иному. Во-первых, это было интересно, во-вторых, полезно и нужно. Математика - это, с одной стороны, прикладная наука, а, с другой, глубокая философия, которая помогает понимать мир одной простой вещью, что не все то, что кажется, является правдой на самом деле. В математике это особенно чувствуешь.

Сева: Есть математические концепции, которые сразу не одолеешь. Я помню, изучал высшую математику и "сражался" с некоторыми вещами, пока более умные товарищи не объяснили мне наглядно. Тогда только я стал привыкать и понимать эту науку. Я сейчас клоню к тому, что для того чтобы пробиться в концептуальные глубины, нужно действовать определенной мозговой извилиной, которой иногда просто нет. Вам все это давалось легко?

Р.Б.: Я не думаю, то все это так. На самом деле, все, что человек делает, все, чему учится - это лишь аппарат. Это все повод как-то познать мир. А вот глубинная философия, на самом деле, довольно проста. Есть в формальной математике теорема Геделя о полноте, которая говорит одну простую вещь - любая формальная система не способна познать саму себя. Для нее нужен какой-то внешний постулат, чтобы это было познаваемо. Материалист считают, что человечество - это замкнутая система, и познать самое себя оно не способно. Чтобы добиться этого, нужно выйти за свои собственные пределы.

Л.В.: У меня было такое переживание в жизни. Когда я еще был в школе, где не преподавали высшей математики, папа научил меня дифференцировать, то есть вычислять производную. Я это очень лихо делал, а ничего не понимал. Когда я поступил в институт, то попал к профессору Гончаровой и вдруг буквально за две или три лекции, которые она прочла, мне открылось видение. Вот она - суть математики!

Сева: Я в своем математическом обучении подошел к тому порогу, что я понимаю и верю, что в математике есть своя красота. Мне многие математики об этом говорили, я качал головой, но понимал, что этот порог в этой жизни мне перешагнуть, видимо, уже не удастся. Но вы эти красоты постигли в какой-то мере...

Р.Б.: Я надеюсь, хотя это было довольно давно.

Сева: У нас было несколько встреч в этой студии с видными математиками и меня интересует философская сторона. Те законы, над которыми бьется человечество, открывая их, они были там изначально заложены? Или мы все выдумываем?

Т.Б.: Не выдумываем, а доходим...

Р.Б.: Научный закон проистекает не оттого, что он есть, а что нужно как-то объяснить повторяемость явлений. Если я брошу ручку на пол, то она упадет. Человек задается мыслью, почему так происходит, почему, бросив ручку на пол десять раз, она все десять раз упадет? Наверное, должен существовать закон. Вот этот самый эмпирический закон начинает описываться. Но все, на самом деле, относительно, потому что, попади мы на орбиту и брось ручку там, она полетит вверх или в любом другом направлении, а не обязательно вниз, как на Земле. Говорить, что существуют законы априори, неверно. На самом деле, это зависит от того, где мы находимся и зачем нам это надо.

Сева: Но мы находимся здесь и нам это нужно за тем, чтобы объяснить слушателям, чем вы занимаетесь. В частность, у вас в 2003 году в издательстве "Русско-балтийский информационный центр" вышла книжка "Дневники существования". Мы наткнулись в книге на имя одного известного британского физика Абу-Салама.

Л.В.: Он ближе всех подошел к общей теории поля, мекка, куда они все стремятся.

Сева: Любопытно, что этот ученый в своих обоснованиях пользовался постулатами или идеями ислама.

Р.Б.: Начнем с того, что это единственный ученый-мусульманин, который получил Нобелевскую премию по ядерной физике, а не по какой-то другой области.

Т.Б.: А откуда он оказался в Англии?

Р.Б.: Он родился в Пакистане, но с рождения член одного из движений в исламе, которое в Пакистане объявлено еретическим с 1973 года. Разумеется, оставаться на родине он не мог, поэтому переехал в Англию. Он был директором ядерного центра в Триесте в Италии, созданного специально для того, чтобы физики из "третьего мира" могли заниматься там исследованиями. Как мы знаем, Лондон - это хорошее место, чтобы работать и чтобы тебе никто не мешал. Вот он это и делал. В своих трудах он всегда отводил одну заключительную главу на то, чтобы объяснить, каким образом ислам помог ему придти к концептуальным выводам в поле теоретической физики, что для меня лишнее доказательство того, что ислам - это не халат и не тюбетейка. Это не верблюд, не базар, а это нечто глубинное то, что свойственно всем людям, и в физике отражается именно это. Главная идея ислама - это не то, о чем пишут газеты, это единство всего сущего, и попытка познать это единство между человеком и природой. Этим и занимался Абу-Салам. Единая теория поля - это и есть физическое выражение идеи единства.

Сева: Какой-то из известных ученых-физиков сказал, что единственная настоящая наука - это физика, все остальное - коллекционирование. Я знавал одного ученого, который экспериментировал на мышках, проводя исследования рака. Не знаю, сколько мышек он покалечил, наверное, много. Я всегда с издевкой сообщаю об этих исследованиях, потому что когда ученый погружается в мельчайшие аспекты бытия, предположим, когда человек курит, он выдыхает в угол и это вредит всем или в форточку. Вот таких сугубо прикладных тем в научных исследованиях становится все больше и больше. Для меня такие ученые не имеют общего взгляда на сущность и на единство.

Р.Б.: Это абсолютно верно, Сева. Моя очередная книга, дай Бог мне ее дописать, называется "История российского мусульманства". Там есть предисловие, в котором я предлагаю совершенно другой подход. Вся наука, особенно последние 150-200 лет развивается в направлении поиска и исследования различий. Судя по геному человека, у всех людей, живущих на Земле, приблизительно 99 процентов общих генов. Это уже доказывает, что мы едины хотя бы в этом. В любой науке нужно исходить из единства и пытаться теперь идти в эту сторону, то есть пытаться понять, что нас объединяет. Тогда все эти различия сами собой выявятся. Это я и попытался показать в этой книге. Она о том, что сближает и что единит людей. Вера в данном случае - это не преграда, если ты понимаешь, для чего она нужна.

Сева: Конечно, выдающиеся открытия 18 века были сделаны глубоко верующими людьми, которые верили именно на философском плане и понимали единство всего сущего. Но мы сейчас хотим сыграть музыкальную композицию, одну из самых любимых татарских народных песен.

Р.Б.: Песня написана на слова великого татарского поэта Габдуллы Тукая, которого я переводил и перевожу сейчас.

Л.В.: В Ташкенте была и есть улица Тукая. В конце сталинского правления в ЦК пришло письмо, в котором было написано: "С какой стати центральная улица нашего узбекского Ташкента названа именем какого-то татарского писателя, который для Узбекистана ничего не сделал!". А ведь те и другие мусульмане...

Р.Б.: Да уж чего-чего, а этого хватает...

Сева: Сегодня вы дали мне три экземпляра газеты "Азеррос". Она широко расходится?

Р.Б.: Газете три года, и она расходится по всем городам России. В Казани, где я был перед выборами, мне сказали, что эту газету знают, то есть читают. Это важно.

Сева: В трех номерах за август, сентябрь и октябрь опубликована ваша статья "Исламские уроки Достоевского". Мы, разумеется, не можем читать ее подряд, но давайте поговорим о том, что послужило толчком к ее написанию, и какие основные вопросы вы в ней затронули. Она ведь и для газеты сыграла какую-то роль...

Р.Б.: Да, недавно я был в Москве на вручении этой газете премии "Международной амнистии" в номинации "Борьба с ксенофобией". Моя статья сыграла решающую роль. Год назад "Известия" начали печатать ряд статей, на мой взгляд, совершенно провокационных. Под видом полухудожественных приемов речи, мусульман предлагалось отправить куда-нибудь подальше, в Монголию, например.

Л.В.: А кто автор статьи?

Р.Б.: Олег Осетинский. Меня потрясло не то, что там этом написано. Во-первых, это уважаемая газета, а она не должна вести себя подобным образом на таком уровне. Меня потрясло то, что вся российская общественность, а это профессиональные исламоведы, политики-человеколюбцы, как воды в рот набрали, и никто ничего не ответил. Когда ислам и мусульмане воспринимаются как одна здоровенная рожа, и когда люди не видят отдельных людей, которые в этом живут... Они такие же, как и остальные люди на Земле, они растят детей, они работают, пытаются сделать что-то хорошее. Сейчас мы не говорим об агонии догматизма, которая называется насилием. Это отдельный вопрос. Но, в целом, оскорблять исламскую культуру, мусульман, не разбирая пола, возраста, принадлежности к той или иной ветви... Пора бы их всех пересчитать по головам, выселить из Европы подальше, тогда начнется просто замечательная жизнь. Вот такой смысл этой статьи.

Л.В.: Ну, Гитлер евреев тоже хотел уничтожить...

Сева: Но почему "Исламские уроки Достоевского"? Каким образом он мог бы преподать какие-то уроки?

Р.Б.: Я назвал статью не случайно именно так. Первое, что мне пришло в голову, как мусульманину, который молится пять раз в день, что вся статья была похожа на высказывания капитана Лебядкина. Что ему в голову придет, то он и брякает из-за того, что он такой смелый. Я задумался и вспомнил фразу из Достоевского о слезе ребенка. Зачем нужна вера, все остальное, думы и перспективы светлого будущего, если все это не стоит и слезы ребенка. И действительно, вопрос, казалось бы, на засыпку. А потом я подумал, что Иван Карамазов, который это говорит, принципиально не прав потому, что он человек неверующий. Осуждать человека, который мучает ребенка, но при этом не сделавшего ничего для него. А если ты ничего для этого сироты не сделал, то, как у тебя язык поворачивается осуждать кого-то со стороны.

Т.Б.: Если ты ничего дурного не сделал, то это уже кое-что.

Р.Б.: Нет, это другое. В России есть люди, которые имеют по 18-20 приемных детей. Вот они, все отдающие себя детям и добру, у них никогда не возникнет идея осуждать кого-то другого. Верх истины заключается в отсутствии осуждения. Не судите, да не судимы будете, потому что сначала нужно исправить самого себя, а уж потом пальцем показывать на кого-то другого. В этом была основная идея моего ответа. Вера зиждется на активном самопожертвовании и любви, и всякому человеку, который пытается поверхностно осуждать и резать по живому людей, которым действительно что-то дорого в этом мире, должно быть стыдно. Это большая проблема.

Т.Б.: Я понимаю, что вы хотели сказать. Но мы все не ангелы, как известно, я думаю, что большинство наших слушателей ничего по-настоящему дурного в этой жизни не сделали. Уж детей-то точно не мучили.

Р.Б.: Таня, а что такое "по-настоящему дурное"?

Т.Б.: Одну секундочку, вы четко сказали, что судить могут только те, кто усыновил десять детей. Так по-вашему выходит, что суды не смогут судить, потому что судья не усыновил 10 детей...

Р.Б.: Я говорю о духовном, а не об уголовном осуждении. Это не связано решительно. Вопрос в том, что же такое есть "плохое"? Я вспоминаю нечто в своей жизни, от чего сейчас обливаюсь кипятком стыда. Не нужно быть ангелом, нужно хоть иногда обливаться кипятком стыда.

Т.Б.: Но это не значит, что если на ваших глазах совершается какое-то гнусное деяние, то вы не можете его осудить, только потому, что вы - не ангел... Вот о чем я спрашивала...

Р.Б.: Ислам говорит по этому поводу так: если на ваших глазах совершается какое-то неблаговидное деяние, то постарайтесь его пресечь. Если у тебя нет сил его пресечь, то постарайся выказать свое недовольство. Если ты не можешь и этого сделать, то вырази недовольство в душе своей.

Т.Б.: Об этом я и говорю.

Р.Б.: Но когда деяние явное...

Т.Б.: То есть мы должны осуждать их хоть иногда?!

Р.Б.: Мы говорили об интеллигентских разговорах на кухне, а не о деяниях...

Сева: Иван-то Карамазов не по конкретному поводу говорил...

Т.Б.: Ну, правильно, если строишь свою идеологию на убийствах, то из нее выходят всем известные вещи...

Р.Б.: В последние годы я боюсь причислить себя к идеологии. В свое время я думал, что нужно жить разумом, а теперь предпочитаю жить сердечным чутьем... А оно не имеет к идеологии никакого отношения...

Т.Б.: Но у кого-то оно есть, а у кого-то его нет...

Сева: Но от частой молитвы развивается это ощущение... Если ты регулярно разговариваешь с ангелами, то начинаешь прислушиваться к их намекам. Они так, незаметно, расставляют фишки...

Т.Б.: Я же говорю, господа, что у вас прагматичный взгляд, который опасен для общества, потому что один может разговаривать с ангелами, а другой не может... Общество строится на каких-то серьезных кирпичиках - что можно делать, а что - нельзя... Какие-то вещи человек осуждает вне зависимости от того, может он разговаривать с ангелами или нет.

Сева: Танечка, мы разговариваем на разном уровне. Вот смотрите. Каждый человек - это радиоприемник. Все они сделаны одинаково: у всех есть ручка. Одни предпочли включиться, другие нет.

Т.Б.: Это очень жестокое заявление, Сева. Если я не разговариваю с ангелами, то я, можно сказать, нахожусь "под столом".

Сева: Я сам почти 40 лет не был включен.

Р.Б.: Давайте мы успокоимся. Если вы хотите обратиться к ангелам, то они вам обязательно ответят. Если у человека нет желания говорить с ангелами, то он и не говорит...

Т.Б.: Это мое самое принципиальное возражение. Я 20 лет хочу это сделать, но вера в отличие от массы других вещей - это не волевой акт! Ты не можешь заставить себя поверить в это. Если человек не может заставить себя поверить в это, но прилично себя ведет... Я не могу поверить, я завидую верующим людям... Что же мне делать?

Сева: Я с вами полностью согласен. У меня есть масса приятелей, которые мучаются этим...

Т.Б.: Я не мучаюсь...

Р.Б.: Помните притчу о человеке, который искал клад. Вырыл огромную яму, устал и ушел. А прохожий копнул на полштыка и нашел там клад. Двадцать лет - это не срок...

Т.Б.: Но мне уже не 20 лет... Но я повторяю, что это не волевой акт! Вот чего вы не хотите признавать.

Сева: Мы согласны, Танечка. Есть замечательные строчки у поэта: "Одного прошу я у Бога, одари меня верой в него". Это тоже некий дар. Ну, хорошо, мы сейчас сделаем небольшой перерыв. Давайте послушаем казанский ансамбль "Ла примавера".

Сева: В беседе с Равелем Бухаревым мы сделаем небольшой перерыв. Татьяна Берг бросит свой взгляд на событие недели.

Т.Б.: Я уже рассказывала по поводу споров о праздновании 200-летия Трафальгарской битвы. А сейчас, похоже, разгорается новая "Трафальгарская битва". Собственно началась она уже несколько лет назад, когда людям стал надоедать пустующий цоколь на одном из углов площади. Тут надо объяснить, что план площади был задуман и почти осуществлен в середине 19 века. В центре - колонна Нельсона, с четырьмя бронзовыми львами у подножия, по бокам фонтаны, а по углам четыре статуи. Только вот три из них были поставлены, а четвертая - в память о короле Вильгельме Четвертом - нет, потому что деньги на нее собирали по подписке и народ, видно, недостаточно расщедрился. Так вот и пустует цоколь. Была создана специальная комиссия, которая должна была выяснить, кого британцы хотели бы видеть на этом постаменте. Предложения были самые различные - королева-мать, принцесса Диана, Дэвид Бэкхам, Нельсон Мандела, Джордж Оруэлл и другие. Пока комиссия занималась всеми этими опросами, был запущен другой эксперимент. На постамент ставили современные, и даже можно сказать, ультрасовременные произведения искусства. Каждое на несколько месяцев. Комиссия же, не сумев придти к консенсусу, порекомендовала продолжить уже начатый эксперимент. Была создана другая комиссия под названием "По заказу произведений искусства для четвертого пьедестала", которая была призвана выбирать достойных претендентов. И вот сейчас в Национальной галерее открылась выставка моделей, представленных шестью кандидатами. Один экспонат - это автомобиль "Форд Фиеста", весь вымазанный клейкой массой и акриловыми красками. К ней, по идее, должен прилипать голубиный помет, и благодаря этому скульптура сможет органически развиваться. Другой экспонат - две крылатые ракеты-томагавк в натуральную величину. Создатель этой скульптуры говорит, что его скульптура связывает символы современной войны с кораблями эпохи Нельсона. Упомяну еще одну модель - пятиметровая из белого мрамора фигура беременной женщины-инвалида. Теперь британскому народу предлагается сделать выбор, хотя комиссия уже объявила, что примет его к сведению, но руководствоваться им не обязано. Тут же разгорелись дебаты. Большинство комментаторов в ужасе, а посетители выставки сильно озадачены. Проблема состоит в том, чтобы определить, что перед нами - розыгрыш или попытка действительно создать что-то современное и серьезное. Еще один вопрос. А как бы отнесся к этим скульптурам сам адмирал Нельсон? Одни газеты упоминают историю о том, что, не желая читать сигнал, который ему посылали, приставил подзорную трубу к своему невидящему глазу и сказал: "Сигнал? Какой сигнал?". Теперь он наверняка бы спросил: "Скульптура? Какая скульптура?".

Сева: Кстати, чудная история про Нельсона, который когда был ранен и умирал, успел сказать, чтобы его не хоронили за бортом, а в соборе Святого Павла. Что же делать матросам? Они налили полную бочку бренди и опустили туда тело Нельсона. А сейчас юбилейные и памятные даты предстоящей недели напомнит Леонид Владимирович.

Рубрика «Юбилейные и памятные даты»

Сева: Спасибо, Леонид Владимирович! У моего отца была довольно глупая прибаутка "Шо то пили, шо то ели, Шо то, Шота Руставели".

Т.Б.: Это шутка Демьяна Бедного. Он был приглашен на юбилей Руставели, поехал в Тбилиси, потом вернулся в Москву, где его спросили, как ему там понравилось. Он произнес эту фразу. Говорят, что был жуткий скандал и ему едва удалось выпутаться.

Сева: Если человек попадает в Грузию или прилегающие к ней районы, то практически везде и всюду во всех кафе он увидит выбитое на меди изображение витязя в тигровой шкуре и так далее. Вы описали в своей книге интересное открытие, связанное с Руставели...

Р.Б.: Это не совсем мое открытие. На самом деле, это разговор о том, кем был по вере Шота Руставели - был ли он христианином, язычником, или мусульманином. В советское время все эти рассуждения были пресечены, потому что грузинские академики сказали, что все это ерунда, и что он был христианином. А иначе и не могло быть. Зато он на 200 лет предвосхитил век Возрождения в Италии. Интересно при этом, как объясняется то, что "Витязь в тигровой шкуре" - это произведение мусульманское. Там ведь нет ни Троицы, ни Христа, там герои читают Коран, клянутся им и сами герои - мусульмане. Действие происходит в Аравии и рядом с ней. Каким образом в 11 веке монах пишет о каких-то мусульманах? Это не статья, а разговор с очень дорогими мне людьми, которые отчасти являются моими родственниками, отчасти просто друзьями детства. Я их называю братьями, они грузины по национальности. Мы с ними вместе росли, мы были сиротами. Это попытка разобраться, а что изменится, если Руставели - мусульманин? Что "Витязь в тигровой шкуре" станет меньше размером, изменится язык? Тбилиси ведь в течение пятисот лет был мусульманским эмиратом до царицы Тамары.

Т.Б.: А вы грузинский тоже знаете?

Р.Б.: Нет, лишь могу несколько песен напеть. С юности заучил... Более того, говорят, что в Иерусалиме есть изображение Шота Руставели, который изображен там в светском платье, а не в монашеском... Я задаю вопрос: в христианском мире христиане, иудеи занимали самые высокие посты в правительстве. Они бывали министрами обороны, финансов и так далее. Я подумал, если существует пятисотлетняя культура, которую так просто не искоренишь, почему он, будучи мусульманином, не мог исполнять поручения царицы Тамары?

Л.В.: Равиль, я никогда не слышал этого. Я всегда любил русский перевод "Витязя...". Помните - "Щедрый, мудрый, справедливый и законы чтящий строго, златоуст в часы беседы и отважный муж в бою...". Вдруг я вспомнил строчку: "Месх безвестный из Рустави написал там что-то...". Месх, а месхи - это турки-месхетинцы, мусульмане.

Т.Б.: Я понимаю, что это легенда насчет иерусалимской фрески, но как они могли его там изобразить?

Р.Б.: А потому что он исполнил какое-то важное поручение.

Сева: Вы в своем прозаическом куске приводите разные варианты перевода и Заболоцкого, и Петренко. И у Заболоцкого получается более гибкий вариант...

Р.Б.: И более мусульманский... В 11 веке любое большое произведение, конечно, начиналось с воззвания к Богу. Здесь Руставели обращается к Богу Единства. По существу, к Аллаху. Но он не называет его прямо...

Тот, кто силою своею
Основал чертог Вселенной,
Ради нас украсил землю,
Красотою несравненной
Животворное дыханье
Даровал он паре бренной,
Отражен в земных владыках
Лик его благословенный.
Боже, ты единый создал
Образ каждого творенья,
Укрепи меня владыка,
Сатане на посрамленье.

Укрепи меня владыка, сатане на посрамленье, - это то, что повторяет каждый правоверный каждый день во время молитвы.

Сева: А в мусульманстве шайтан - это не такая страшная фигура, как сатана?

Р.Б.: Нет, потому что настолько Аллах превыше. Он как тень, по сравнению с солнцем.

Сева: Такой шутник-фокусник, лукавый.

Р.Б.: Самое интересное, что христианская церковь в Грузии жгла произведения Руставели. Она боролась с ними. Это просто говорит о единстве всего сущего.

Сева: Но рукописи не горят, поэтому ничего у них не получилось. Равиль, редко нам удаются такие задушевные разговоры. Когда можно поругаться, и знаешь, что никто не осудит.

Т.Б.: Это не ругаться, это выяснять проблемы...

Сева: "Ночь большой дороги", так называется композиция, которой мы завершаем. Несколько слов о ней.

Р.Б.: На самом деле "Пыль большой дороги". Она очень древняя. Я в Венгрии услышал подобную песню и узнал, что слова тоже очень похожи. Так как венгры ушли с Волги в конце 9 века, похоже, это то, что единит татар с венграми, хотя многие об этом сейчас забыли.

Сева: Вот так, господа, в одном куске мы преподнесли вам все мироздание, - от песни, которая объединяет людей разной веры, до идеи мусульманства, которая претворяется в науке, как единая теория всего существующего. Всего доброго, до свидания!

<< возврат

 

пишите Севе Новгородцеву:[email protected] | вебмастер: [email protected] | аудиозаписи публикуются с разрешения Русской службы Би-би-си | сайт seva.ru не связан с Русской службой Би-би-си
seva.ru © 1998-2024