ПРЕССА

Всеволод Борисович

<< к списку статей

В.Симонов, "Ровесник" N12


Я познакомился с ним в Киеве, на ВДНХ, где в то время - в Дни культуры Великобритании в СССР - стояла передвижная студия Би-Би-Си. Я пришел на британскую промышленную выставку и увидел этот стеклянный, насквозь просматриваемый, как аквариум, аккуратный домик: на магнитофонах крутились катушки, за пультами сидели люди в наушниках, а из колонок снаружи звучала какая-то эмигрантская русская песня. Студию окружала оградка из металлических трубок, вдоль которой шли на выставку посетители, разглядывая обитателей аквариума.

"Скажите, Сева приехал? - Мое ротозейство прервал вопрос двух запыхавшихся мальчишек, возникших за спиной. - Мы его обогнали! Мы - на такси. Он из гостиницы вперед нас уехал! Значит, вот-вот будет!"

И действительно, в этот момент в 10 метрах от нас возник седовласый мужчина, весь в черном, рядом шла черноволосая женщина в белых брюках и белой блузке, вокруг них крутилась стайка подростков.

"Смотрите, какие у него ботинки", - зашептались мальчишки.

В сторону студии, прогуливаясь, шел знаменитый ведущий музыкальной программы Би-Би-Си "Севаоборот" Сева Новгородцев с супругой.

- Сева! Сева! Сева, как хорошо, что ты приехал! - Мальчишки преданно заглядывали ему в глаза.

Прежде я никогда его не видел, но в "Ровеснике" в 1982 году был материал о нем: о Севе рассказывала его мама, живущая в Ленинграде.

"Сева прочел и очень расстроился", - сказала мне Татьяна Берг, сотрудница русской службы Би-Би-Си, с которой я уже успел познакомиться. Она и представила меня Всеволоду Борисовичу Новгородцеву. Мою просьбу об интервью Всеволодод Борисович принял без настороженности, казалось, вообще без каких-либо эмоций. Едва мы условились, его окружили поклонники, и он продолжил общение в той же расслабленной, по-королевски вежливой и снисходительной манере. Публика порциями просачивалась через милицейский пост у входа на выставку и наталкивалась на запруду поклонников Севы. Кто это? Сева Новгородцев? Кто это? И тут же его проглотила толпа.

Вал за валом посетители перекатывались через Севу - он, будто индеец в Диснейленде, безропотно, с невозмутимой улыбкой, не замечая чужих рук на плече, позировал перед фотоаппаратами и раздавал аккуратненькие автографы. Из-за стойки с газировкой выбежала продавщица в белом халате и тоже попросила фотографию с автографом. Пульсируя по разгороженной заборчиками артерии, сменялись посетители, унося с собой автографы, но мальчишки, примчавшиеся на такси, и еще несколько десятков подростков, как ракушки к кораблю, прилипли к Севе. Они приехали из разных городов, устроились кто где - у приятеля, в общежитии или просто на вокзале, - приехали ради него, быть рядом, слышать, видеть его. Эти самоотверженные люди - фэны из Всесоюзного фэн-клуба почитателей Севы Новгородцева "НОРИС".

На следующее утро мы встретились в вестибюле отеля "Русь", вышли на улицу, где, конечно, уже топтались поклонники.

- Здравствуй, Сева! А нас швейцар в гостиницу не пустил.

Мы сели напротив солнца на лавочке у фонтана, фэны расселись поодаль на траве, жена Всеволода Борисовича (Карина Арчибальдовна, как он в шутку ее называет) достала из сумки толстую тетрадь, приготовила авторучку, диктофон.

- Я живу за границей 15 лет, живу в английской семье, жена - англичанка, я в достаточной степени англизированный человек: Хотя, конечно, первые 35 лет жизни в СССР не только не зачёркнуты, но еще и разрослись в нечто новое, так как в Англии вместо того, чтобы стать второразрядным англичанином, я стал перворазрядным русским: я работаю в русскоязычной среде, мой русский даже улучшился, расширилась эрудиция, я много подчитал и многое понял. А ностальгия, о которой принято говорить в подобных случаях: если вернуться к начальному смыслу слова - это боль по возвращению. Оно не обязательно географически.

- Поиски утраченного детства?

- Ну, какого-то лучшего периода жизни. Люди, которых я здесь встречаю, слушавшие мои передачи в течение 10 лет, тоже занимаются ностальгией, они ищут себя 10-летней давности, снова переживают те моменты, которые провели у приемников. Я это вижу очень просто: жизнь человека можно представить как процесс между ранним и поздним фруктом. В мае созревает одно, а к августу - другое. В разные периоды жизни мы переживаем и ощущаем разное. Таков план природы, так уж мы созданы. И в этом мудрость, которую, может быть, не надо особо пытаться постигнуть, потому что всего не поймешь.

- Как вы тогда определите для себя смысл жизни?

- Если вы живете во Франции или Италии, о смысле жизни задумываться не нужно, там нужно уметь жить и радоваться жизни. Я не говорю об Англии, потому что там искусства радоваться жизни не существует. Что же касается смысла жизни, для человека - это постижение божественного начала. Кто-то реализует себя в религии, кто-то через поиски в искусстве, кто-то в чем-то еще. Бог по своей сути бесконечен, поэтому и творения его бесконечны, и нам его в свои человеческие рамки вставлять: Мы, собственно, не должны этого делать.

- Смысл жизни не постичь, пользуясь человеческими категориями?

- Именно.

- К вам на студию приходит много писем от советских радиослушателей. С годами письма меняются?

- Раньше написать письмо на Би-Би-Си было дерзким актом, актом протеста. Здесь, в Киеве, я встретил нескольких человек, которые в свое время пострадали от властей за написание писем. Все это уже в прошлом: элемент риска исчез, теперь пишет более широкая аудитория, и удельный вес каждого письма не такой тяжелый, как прежде. Но достаточно хороших писем, чтобы программа оставалась интересной.

- Может быть, запомнились какие-то письма?

- Было бы несправедливо выделять: пришлось бы назвать человек 150-200.

- На что обращаете внимание в письмах?

- Мне нравится всякая свежая мысль. Она по любому поводу может быть высказана: Вот кто-то прислал мне удивительно поэтический отчет о концерте Pink Floyd в СССР. Я даже подумал: мне так никогда не написать. Там такой эмоциональный всплеск! Я письмо отложил: может быть, сделаю передачу в годовщину того концерта, зачитаю письмо, смонтирую с музыкой, и получится поэма в прозе.

- Да, я тоже был на том концерте. А вот концерты Гиллана из Deep Purple прошли незаметно. Почему, как вы думаете?

- Часто говорят о разнице между радио и телевидением. В Англии есть снобы, которые телевидение вообще не смотрят, потому что в нем тайны нет. В радио есть элемент невидимости, нечто, что воображение дорисовывает. И вот прежний Гиллан был звуком и жил в воображении, но с того момента, как его увидели, он перешел в телеразряд, и потому теперь его легче забыть. То же самое произойдет и со мной после нескольких поездок в Союз. Я иду на это вполне сознательно.

- Как вы относитесь к своим поклонникам?

- До вчерашнего дня я не знал бы, что ответить на ваш вопрос, но вчера, проведя целый день в их плотном окружении, разговаривая с ними: Разговор шел почти на семейном уровне - это когда люди знают друг о друге много, почти все, но тем не менее разговаривать интересно - очень семейное было ощущение. А заочно я тихо их люблю - ну не так чтобы ЛЮБЛЮ! ЛЮБЛЮ! - но люблю. Иначе я не занимался бы всем этим на таком интенсивном уровне. Тот скромный успех, который сейчас выпал на мою долю, - это возврат тех энергетических и нервных усилий, заложенных в мои передачи. Ведь они нелегко мне даются. Приходится себя терзать и мучить, пока не получится то, что хотел. И задаешься вопросом - поскольку у меня нет ни редактора, ни цензора, и я сижу и пишу все сам, и могу написать плохо или хорошо, быстро или медленно, и с меня никто не спросит, и вообще я могу гонять одну музыку полчаса - но что-то все эти годы толкало меня? Нет, я не хочу сказать: вот такой я хороший и душевный, но какая-то сила все-таки заставляла меня мучиться, требовать: плохо, давай садись переписывай. Я могу это объяснить только: ну, не знаю, какими-то теплыми чувствами к аудитории.

- Вы внештатный сотрудник Би-Би-Си, что это означает?

- У меня с Би-Би-Си контракт на год, за который я делаю для них 52 "Севаоборота" и 52 рок-программы. На службу не хожу, пишу дома. Если мне надо в отпуск, я уезжаю, предупредив их, что не живьем буду в студии, а будут пленки. Мне помогает жена, она - продюсер моих рок-передач. Мы сами организуем свои записи, звоним из дома в управление студиями и говорим: на такой-то день нам нужна студия. Все это - положительная сторона. Отрицательная сторона в том, что нет уверенности в завтрашнем дне: у меня нет права на пенсионный фонд Би-Би-Си.

- Если бы вы были в штате, какие бы ограничения на вас накладывались?

- В смысле подготовки программ никаких. Просто я не смог бы заниматься другими делами. Дело в том, что я стараюсь частично сойти с орбиты Би-Би-Си: не быть только узким специалистом благодаря своему русскому происхождению, но хочется стать таким же ковбоем, как и все остальные, скакать на лошади и лошадей ловить - то есть жить независимо от русского языка. Полностью, конечно, это мне не удастся. Мы работаем в кино: у нас с супругой свой консультационная фирма, она актриса, я немножко снимаюсь.

- Завтра вам вести "Севаоборот" из Киева, есть ли трудности в подготовке передачи?

- Пока нет.

- Совсем?

- Видите ли, с одной стороны, я готовлю материал, а с другой стороны - нет. Я все еще хожу и принюхиваюсь. А решительный удар наношу в самый последний момент.

- И так всегда?

- Да, все вступления к "Севаобороту", все эти шутки пишутся в последние 10 минут, на страшном нерве, на вспышке адреналина. Рядом со мной в динамике звучит запись прошлой передачи, участники команды и гость программы говорят, как правило, громко, прерывают меня, режиссер обращается ко мне через наушники. И в этот момент чудовищной концентрации я выписываю что-то скоростными каракулями на листке бумаги.

- Чувствуете страх?

- Страх есть, и он должен быть. Существует правило: артист должен быть голодным, поэт несчастным, а радиовещатель, если выходит в живой эфир, испытывать страх. Иначе ничего не получится. Я заготавливаю рыбу, вернее, вбираю в себя вату, как я ее называю, а плести из нее будем в последний момент.

- Всегда ли музыка, которую вы даете, вам лично нравится?

- Большей частью нет. Вкусов на работе я себе не позволяю. Нравится? Нравится, но не стоит на этом зацикливаться.

- И вы стараетесь не навязывать свое мнение?

- Мнение, конечно, навязываю. Куда от этого денешься? Но не о музыке, а об отношении к жизни. Делаю это с чистой совестью: ведь радио всегда можно выключить.

- Все-таки какую музыку любите?

- Дома я играю на флейте под аккомпанемент пластинок, так называемых "минус 1", где записан весь оркестр, кроме солиста. Я играю старинную музыку: Баха, Вивальди.

- А джаз?

- Саксофона у меня сейчас нет, поэтому джаз я не играю. Но с супругой мы любим слушать довоенный джаз. Отец Карины был джазовым трубачом, играл в оркестре, как у Глена Миллера. Вот такую наивную музыку мы слушаем, потому что в ней есть стилистическая чистота, нет никаких претензий, абсолютная честность.

- Может ли музыка воспитывать?

- Музыка - искусство мистическое, бессловесное. Если она что и воспитывает, то словами это не выразить.

- В чем выражается мистика?

- А она невыразима. Есть вещи, которые словами лучше не называть. Наша современная советская культура очень вербальна, вес у нас в слова переводится, а это плохо. Есть вещи, которые нужно просто ощущать и молча приобщаться.

- Музыка - отдушина для внутреннего "я" человека?

- Ну можно так сказать, но лучше вообще не говорить на эту тему.

- Если "Севаоборот" утратит популярность, чем будете заниматься?

- С работой у меня нет проблем.

- Но вы сказали, что вас, как Гилана могут забыть.

- Естественно забудут. Я сравниваю свою работу с работой повара во французском ресторане: съели, сказали "вкусно" и забыли. В этом суть радио. Я морально вполне подготовлен: А на самом-то деле энергия сохраняется. Сказанное сохраняется в памяти, память же - понятие нематериальное, никто не знает, что это такое. Тем не менее ею движутся мировые колоссы, человеческое сознание меняет государственный строй, вообще судьбы наши: Если что-то из сказанного мной отложилось у кого-то в памяти, кому-то помогло, значит, я работал не зря.

- Что пожелаете читателям "Ровесника"?

- Хочу сказать, что на них - надежда, на будущее. Мы все, поколение за поколением, освобождаемся от идеологизированного мышления, от шор, от искаженного взгляда на вещи. Им нужно отказываться от сказочности общественного сознания, от категоричности суждений, принимать и любить жизнь такой, как она есть, думать самостоятельно (а то у нас в обычае все идеи получать сверху), уважать себя и через это уважать других.

Мы тепло попрощались, Всеволод Борисович пригласил меня на "Севаоборот", назначенный на следующий вечер, и присоединился к поклонникам. Пока они любезничали и фотографировались, я проверил запись. Записалось отлично: и шум фонтана, и гул пролетевшего самолета, и вкрадчивый голос Севы.

Не могу сказать, что стал еще одним поклонником Севы Новгородцева, но мне нравится его вежливость, чувство такта. Мне не удалось обнаружить в нем ни экстремизма, ни злости, напротив - в бывшем опасном идеологическом противнике я увидел обыкновенного мирного человека, занятого поисками равновесия в себе самом, возможно, конформиста. Его свободомыслие? Оно не зовет на баррикады - всего лишь стремление думать самостоятельно. Возможно, это просто индивидуализм. Он не борец и не мученик, не пророк и не философ, и все-таки к нему как к духовному наставнику из разных городов съехались верные ученики, его фэны. Почему?

Я думал об этом, когда поздним вечером в субботу шел по гулким пустым площадям ВДНХ, где курсировала белая патрульная "Нива" милиции, накрапывал дождь. Вокруг светящегося аквариума толпились фэны, в колонках звучал урок английского языка, до передачи оставалось полтора часа. Все это время до эфира Сева ходил вдоль заборчика, разговаривал. Дождь усиливался. Пять или шесть милиционеров поодаль подняли над собой зонтики. Над Севой поднял зонтик кто-то из фэнов. Мальчишки притащили с площадки у буфета огромный брезентовый зонт. Милиция не возражала. Кэрин вошла в студию, стряхнув на пороге воду с куртки. За стеклом люди двигали рычажки на пультах. Часы внутри показывали лондонское время 19.50. Значит, в Киеве - 22.50.

- Мне пора, - говорит Сева. - Сегодня будет полнейший хаос, но в этом и смысл.

В колонках - краткая сводка новостей. Сквозь стекло видно, как Сева надевает наушники, садится за столик, пишет, лицо вытянулось, сердитое. Позывные! Сева поднимает руку, растопырив рогаткой два пальца, - фэны орут как полоумные. Началось!

Я полон ожиданий. Один из приглашенных в студию авторов писем, в свое время пострадавших от властей, заявляет: очень хорошо, что его преследовали, теперь благодаря гонениям ему удалось получить статус политического беженца, визу, и он уезжает жить за границу. Второй путается в словах, третий вообще не знает, что сказать. По-видимому, авторская гвардия разочаровывает ведущего: "Беседа мельчает на глазах, - говорит Сева, - лучше послушаем следующую группу".

Под аккомпанемент киевской группы "В.В", под радостные вопли поклонников Сева Новгородцев выходит на дождь. Прямой эфир:

- Всеволод Борисович, что вы почувствовали, снова ступив на советскую землю?

- Опять дыбится шерсть.

- Нет ли желания по спутниковому телевидению вещать на Союз?

- Скажут - выступлю и по телевидению.

- Как вы относитесь к Господу Богу?

- В бога верую, чего и вам желаю.

- Хотелось бы вам вещать на советском радио?

- Совсем не хотелось бы.

- Полезно ли влияние шизофрении на музыку?

- Всякий талант в крайней степени - "шизофрения".

- О какой группе будет следующая передача?

- Как мы можем знать о будущем, когда мы не можем знать, каким будет наше прошлое.

- Хотелось бы увидеть здесь ведущих английских музыкантов, таких, как Стинг и Эдди Саммерс?

-Что ж, пожелание благое.

- Каким спортом занимаетесь?

- Вообще я занимаюсь строительством квартиры.

- Болеете за сборную СССР или сборную Англии по футболу?

- Я всегда говорю : вот наши приедут, они нашим покажут.

И так далее. К Севе обращается анархист, Сева просит его изложить кредо, но тот запутывается и умолкает; Сева дает слово солисту киевской группы "Доктор Фауст" - тот тоже не блещет красноречием; в честь Севы зачитывается стишок - Сева благодарит.

Почти каждая его фраза, шутка, анекдот встречается хохотом, ревом, хлопками. Полнейший хаос, как и предвидел Сева, но какой в нем смысл? Вот он стоит перед ними, прежде существовавший только в звуке, в воображении, в изгнании. Говорит так же, как говорил все эти 15 лет. Он не агрессивен: "Наша цель - коммунизм, цель, как на артиллерийском полигоне", - единственное антикоммунистическое высказывание за всю передачу. Но он говорит, оставаясь в своем обустроенном мире. Он - в стороне, он - там. Он нашел свою точку опоры в Англии: семья, работа, быт, "минус 1". А здесь уже идет война, революция, драка.

Я возвращался в гостиницу, мок на пустой ночной дороге в ожидании такси. Поодаль на автобусной остановке столпились мальчишки-фэны, непонятно на что надеясь.

В.Симонов, Ровесник #12, 1990 г.

<< к списку статей

 

пишите Севе Новгородцеву:[email protected] | вебмастер: [email protected] | аудиозаписи публикуются с разрешения Русской службы Би-би-си | сайт seva.ru не связан с Русской службой Би-би-си
seva.ru © 1998-2024