 |
ПРЕССА |
|
ПРЕССА |
Дм.Токман, "Российская газета", 18 апреля
ВОТ УЖЕ ТРЕТЬЕ поколение россиян приобщается к истории, жанровой структуре и стилистике современной поп- и рок-музыки, слушая емкие и остроумные программы Севы Новгородцева на волнах радиостанции Би-би-си. В былое время, когда вся рок-культура, равно как и прослушивание «чуждых радиоголосов», огульно подпадала под определение антисоветской, эти радиопрограммы, доносившиеся вперемешку со звуками глушилок, являлись единственным глотком воздуха для слушателя, желавшего узнать побольше о современной музыке.
Здесь не русский, в Израиле не еврей
Проходит время, меняются форматы вещания и названия программ Новгородцева – «Рок-поСевы», «Севаоборот», теперь вот «Би-би-Сева». Неизменно лишь одно – изысканный вкус ведущего, проявляющийся как в отборе музыкального материала, так и в комментариях к музыке, звучащей в эфире. Сам Сева, которому на вид никогда не дать его шестидесяти трех лет, периодически наезжает в Россию, держит руку на пульсе отечественного рока и попа, организует совместные проекты местных радиостанций с Би-би-си. И по-прежнему остается живым, деятельным человеком и приятным собеседником.
- Всеволод Борисович, напомните, пожалуйста, как Вы оказались за пределами России?
- В СССР я работал штурманом дальнего плавания, при этом занимался музыкой. В конце концов, я счел более приемлемой для себя карьеру профессионального музыканта. Я работал тогда в довольно известном коллективе под названием «Добры молодцы», ездил по гастролям, и году к семьдесят пятому ощутил некий тупик развития – человеческий и стилистический. Я засел дома, устроил себе 21-дневное голодание, на шестнадцатый день получил некое откровение, что все, чем я здесь занимаюсь – не то, что мне нужно, и после долгих размышлений принял решение об эмиграции.
Поскольку «выраженным» диссидентом я не был, то уезжал тихо и мирно – по еврейской линии. Однако по ряду причин в Израиле меня евреем не признали, и я осел в Италии, в Милане, где меня однажды и разыскали сотрудники Би-би-си. Они знали меня по «Добрым молодцам», разыскали, сагитировали, и я на общих основаниях сдал экзамен на должность переводчика. Приехал в Лондон, начал работать, а затем, с учетом моего прошлого, мне предложили делать свою программу. Все остальное развивалось у всех на глазах.
- То есть назвать Вас «идейным» антисоветчиком нельзя?
- Нет. Моя позиция перекликается с позицией Андрея Синявского, которого на допросе следователь КГБ все время спрашивал: «Ну признайтесь, ведь вы же написали антисоветскую книгу?» А писатель отвечал, что мнение о Советской власти высказал не он, а его герои. После ряда подобных диалогов Синявский заявил, что у него с Советской властью чисто стилистические разногласия. Вот из подобных же «стилистических разногласий» я и уехал. Я играл джаз, а власть его давила, потом мы делали первые шаги в поп-музыке, пережили с ансамблем одиннадцать жутких худсоветов – в течение года нас не выпускали на сцену, и так далее. Я устал бороться с властью на музыкальном фронте. Даже пытался вернуться из музыки в работу на флоте – мне делали такие предложения. К счастью, все это провалилось, и залезть в щель, как таракану, мне не удалось.
- Уезжали в пустоту – ведь никто Вас там не ждал?
- В абсолютную пустоту, без паспорта, с визой в один конец, и с полным пониманием того, что здесь все обрублено и что родню свою я больше не увижу никогда. Это было страшной драмой, особенно для моих родителей. Отец мой слег в больницу, у него расстроилась щитовидная железа. Его болезнь и преждевременная смерть висит на мне тяжким камнем.
Жизнь за границей началась с нуля. Мы с женой жили в Италии безвестными эмигрантами, на пособие. Но, к счастью не голодали. Будущее было в полнейшем тумане. А дальше – прямо как в волшебной сказке – вдруг стали появляться какие-то люди и раскручиваться события. Все было тревожно, но очень интересно.
- Как возник псевдоним Новгородцев? Ведь Ваша фамилия хорошо известна еще поклонникам «Добрых молодцев».
- Когда я плавал штурманом на теплоходе «Верхоянск», у меня был помполит по фамилии Новгородцев – очень хороший мужик. А необходимость смены фамилии возникла еще в 1970 году, когда я стал руководителем ансамбля. Представьте: со сцены объявляют – вокально-инструментальный ансамбль «Добры молодцы», художественный руководитель Всеволод Левенштейн. Тут же по залу проходит некий шелест. После того, как это несколько раз повторилось, я понял, что в СССР надо либо уходить с этой работы, либо менять эту фамилию.
И я взял себе творческий псевдоним, а потом, когда мы уже стали известными и нас часто приглашали на радио и телевидение, я ни на одну телестудию пройти не мог: пропуск заказан на одну фамилию, а в паспорте другая. И тогда я официально получил паспорт, где было написано: Всеволод Борисович Новгородцев, пятый пункт – русский. Думал, что это поможет мне безбедно дожить до пенсии. Не вышло. А потом, когда пришел вызов из Израиля на Левенштейнов, фамилию пришлось менять назад. История была потрясающая и длинная. В конце концов, разведенная жена «подарила» мне мою же фамилию. И я был рад, потому что такая внезапная «русификация» была очень неприятна моему отцу.
Крамола против лжи
- Создав свою программу на Би-би-си, могли ли Вы думать, что станете этаким лучиком света для сотен тысяч бывших соотечественников, стремящихся узнать хоть что-то о современной мировой музыке?
- Знаете, в нашем деле вообще нельзя думать о себе. Говорил же Станиславский: «Любите искусство в себе, а не себя в искусстве». Надо работать с любовью и, по мере возможности, так, чтобы людям было нескучно.
Я хорошо помню, как мы с ансамблем везли людям в Сыктывкар джаз, а они его не понимали. Смотреть на стеклянные глаза в первых рядах мне было мучительно больно. Мое острое желание не быть скучным – оно оттуда, с тех времен. Поэтому с самого начала я пытался людей как-то развлечь. Кроме того, гастроли по СССР в 70-х годах показали мне ужасающую скуку советской глубинки. И я пытался во время выступлений людей как-то веселить, а заодно потихоньку разгребать всю ту гору официальной лжи, которой были придавлены души людей. С Советской властью было необязательно бороться – в те времена ее можно было просто не замечать.
- И подбор музыки в Ваших программах, и стилистику их ведения всегда отличал хороший вкус. Однако крамолы в них всегда звучало предостаточно. Причем крамолы не только с точки зрения советского радиослушателя, но и, полагаю, с позиции благонамеренного среднего британца. Не доставалось ли Вам «по рукам» от би-би-сишного руководства?
- Был такой период в районе 1980 года, когда руководство проявило особое пристрастие к моим программам, причем исключительно на основе писем слушателей (до меня первые письма стали доходить лишь с 1979 года, причем всякий раз после явной перлюстрации, и мне известно, что некоторые люди действительно пострадали из-за этой переписки). И вот тогда начальство, начитавшись этих писем, решило проверить, на что же народ так реагирует. Послушали и ужаснулись, потому что некоторые шутки в хартию Би-би-си явно не помещались. Редакторату казалось, что я позволяю себе глумиться над чувствами радиослушателей. Ну как может пожилая аристократическая английская дама понимать, что нужно советскому подростку, особенно из глубинки, особенно обездоленному?
Тем не менее, мне мягко, по-английски, заявили о том, что впредь хотели бы видеть сценарии программ до их записи. Иногда я «проскальзывал» без предварительного чтения, но тогда редактор резал прямо по ленте, и это было очень болезненно. Поскольку шутки из себя я выколачивал с трудом и иногда на это уходил весь рабочий день, я, конечно, злился. Длился такой порядок работы некоторое время, а затем от меня отстали, поскольку успех программы сильно возрос, а самое главное – я научился писать так, что вырезать было нечего.
- А как в те времена производились замеры популярности, да еще на советской территории?
- Очень опосредованно – через возросшее количество ругательных материалов в прессе. Причем первое упоминание программы в ругательном контексте было, как ни странно, в журнале «Грани», издаваемом Народно-трудовым союзом («антисоветская» организация, базировавшаяся в ФРГ. – Д.Т.). Там была помещена статья о советской молодежи, и в ней такая фраза – дескать, ну что молодежь, с ней все понятно, она слушает Севу… Потом рост популярности стали отслеживать по количеству приходящих на адрес программы писем. Если КГБ задерживало письма на почтамтах, то вскоре письма стали посылать через Кубу, через Кипр, через студентов арабских стран, которые учились в СССР и моряков загранплавания. И когда я зачитывал эти письма в эфире, становилось понятно, что это некий неостановимый поток, и письма начали пропускать. Потом одна из газет придумала письмо президенту Рейгану с протестом против крылатых ракет. Молодежь тут же повырезала эти письма из газеты и, подделывая напечатанный там почерк, латиницей начала слать мне приветствия.
Интеллигенция на рынке себя еще покажет
- Всеволод Борисович, в течение последнего десятилетия радикально изменился исторический контекст. С одной стороны – Россия в неслыханные сроки пришла к свободе, а с другой – прыжок этот достаточно негативно сказался на состоянии массовой культуры. Новому поколению нужен новый Сева?
- То поколение, которое – рискну употребить это слово – воспитывалось на нашей передаче и сопутствующих ей событиях, сегодня составляет ряды среднего менеджмента, журналистов, писателей, редакторов радио и телевидения. И теперь это поколение, в свою очередь, несет на себе посильное бремя просвещения и образования своей аудитории. Взрыв 1991 года привел страну к ситуации зеркала: мы, наконец, увидели Россию такой, какая она есть на самом деле, - рухнули мифы. И как бы низко сегодня не опустилась культурная планка – это лишь кажущееся снижение.
Интеллигенция сегодня временно зажата коммерческими соображениями – она сидит без денег. Но как только произойдет перелив средств из основных экономических структур в культурные, когда интеллигенция начнет зарабатывать деньги, - она получит покупательную способность. Как только рекламные организации поймут, что вкусы интеллигенции тоже нужно учитывать, последняя тут же получит свою законную часть рынка. Интеллигенция – это что-то около пяти процентов, как в любой нормальной стране. Но это стилеобразующая и идеологически влиятельная часть общества. Так что культурный подъем у России еще впереди.
Грустно, что в течение долгого времени Россия активно отторгала людей, желающих продвинуть страну вперед. Я жду того времени, когда они будут востребованы. И этот процесс отчасти уже начался. Поднимающаяся экономика сама по себе привлекает динамичных людей.
- У Вас нет ощущения, что массовая культура советского периода – та самая, от которой Вы бежали в свое время, - была более мастеровитой и духовно насыщенной, чем та, которую мы имеем сегодня?
- В некоторой степени да. Тогда господствовала всеобщая мечта, романтические настроения, ощущение близкой цели, «алые паруса». Было желание выйти из удушливой действительности. А потом окошко открыли – и кто-то сиганул в это окошко, кто-то решил, что дышать этим не хочет…
- А как Вы можете прокомментировать сегодняшнюю мировую популярность столь ругаемой группы, как «Тату»?
- Во-первых, не надо ругать артистов. Артисты всего лишь отражают ту культуру и ту страну, в которой они выросли. Будет меняться страна – поменяется и музыка. Во-вторых, от всего русского сегодня исходит очень мощный аромат свежести и энергии. Именно поэтому в мире огромен интерес и к русским манекенщицам, и к русским спортсменкам. У России есть огромный потенциал, который еще будет задействован в полной мере. И «Тату» взяли тем же самым. Петь сексуальные песенки пытаются все, но у «Тату» это получилось довольно зажигательно, искренне, с обаянием и с некоей природной внутренней силой, которой в Европе сегодня никто не обладает.
- Но ведь эта «русская сила» не менее наглядно проявляется в том, чем гордится наша культура – взять хотя бы нашу пресловутую авторскую песню?
- Думаю, что нет. Я в свое время прослушал все 273 песни Визбора, и только на одной из них гитара была настроена. Просто такова уж наша жизнь – костер, огонек, гитара расстроена – да и Бог с ней! А там, на Западе, все это воспринимается несколько иначе.
Наше искусство в массе своей отражает эмоции, которые там непонятны. Все эти метания посреди разливных лугов… Для среднего англичанина природа – это купленный им маленький кусочек земли, на котором он посадит цветочек и каждый день будет с ним разговаривать.
- Есть такое мнение, что для того, чтобы пробиться на российский эстрадный Олимп, необходимо понравиться Пугачевой, Крутому или еще паре-тройке делателей звезд, и альтернативы здесь нет. Вы согласны с этим?
- Не совсем. Есть счастливые примеры музыкантов, которые пробились, не «нравясь» никому. Место для по-настоящему талантливого человека всегда есть. Достаточно вспомнить, как Виктор Цой подсел в электричке к Борису Гребенщикову и спел ему несколько песен. Гребенщиков сразу понял, человек какого уровня перед ним, и стал его силой своего авторитета продвигать.
Пути есть всегда – только не нужно себя жалеть. В России есть такой «страдательный залог» - дескать, никто меня не понимает. А вот в Англии по-другому – там люди безжалостны, и в первую очередь – к себе. Это связано и с воспитанием, и с системой образования. Скажем, в одном из лучших колледжей мира – в Итоне – все мальчики по утрам ныряют в ледяную ванну. «Ледяную» - это не фигура речи: первый из ныряющих действительно прошибает пятками лед. Кормят в Итоне традиционно отвратительно, чтобы студенты не зацикливались на приятных ощущениях, а держали себя в дисциплине. К 14 годам англичанин уже взрослый человек, а к восемнадцати жить вместе с родителями считается неприличным.
А что в России? Печенья-шоколадки, теплые шарфики. Детей балуют, а они в итоге вырастают инфантильными. Мужчина не становится мужчиной до той поры, пока у него самого дети не родятся. Может быть, именно отсюда проистекает общая враждебность обстановки в сегодняшней России, высокий уровень агрессии и неучтивости.
